​Забавные и смешные истории из жизни великих людей

— Александр Васильевич,- спросили Суворова,- как вы оцениваете игру в городки?

— Игра в городки развивает глазомер, быстроту и натиск,- ответил полководец.- Битою мечусь — это глазомер. Битою бью — это быстрота. Битою бью — это натиск.

Когда спросили у Александра Васильевича Суворова, что такое глазомер, великий полководец ответил: — Глазомер — это значит нужно влезать на дерево, обозреть неприятельский лагерь и тут же поздравить себя с победой. Так поступил он при Рымнике.

Жена одного офицера как-то пожаловалась А. В. Суворову на своего мужа: — Ваша светлость, он со мной дурно обращается. — Это меня не касается,- ответил полководец. — Но он за глаза и вас бранит… — А это, матушка, тебя не касается.


Намереваясь показать людям, что двоичное счисление — это не забава, а метод с большим будущим, знаменитый немецкий математик Г. Лейбниц изготовил специальную медаль. На ней изображена таблица простейших действий над числами в двоичной системе и отчеканена фраза: «Чтобы вывести из ничтожества все, достаточно единицы».


Однажды ранним воскресным утром жена 32-го президента США Элеонора Рузвельт отправилась с благотворительным визитом в тюрьму. Проснувшись и не обнаружив дома жены, Франклин Рузвельт спросил дежурного секретаря, а где, собственно, первая леди. — В тюрьме, — ответил секретарь. — Это меня не удивляет, — сказал президент. — А за что именно она туда угодила?


Сиракузский тиран Дионисий сослал Филоксена, критиковавшего его поэмы, работать на каменоломни. Через некоторое время он снова потребовал его во дворец, чтобы тот выслушал и оценил его новые стихи. Филоксен слушал его внимательно, затем молча поднялся и направился к двери. — Куда ты направился? — спросил тиран. — Государь, я возвращаюсь в каменоломню,- ответил тот.

Кто-то упрекнул Дионисия, что он поручил важную должность человеку, презираемому всеми гражданами в Сиракузах. Дионисий ответил: — Я хотел, чтобы в Сиракузах был кто-нибудь, кого бы больше проклинали, чем меня.


Однажды великий французский сатирик Франсуа Рабле очутился в денежном затруднении и ему нечем было заплатить за проезд из Лиона в Париж. Но не в натуре Рабле было унывать и «ждать у моря погоды». Он насыпал в три бумажных пакетика сахарного песку, написал на них: «Яд для короля», «Яд для королевы», «Яд для дофина» — и положил их на видном месте. Служанка гостиницы, убирая комнату, прочла надписи и побежала к хозяину. Тот вызвал стражу. Рабле схватили и под конвоем отправили в Париж. Представ перед прокурором, он поторопился признаться в своей проделке и, прежде чем блюститель закона успел опомниться, проглотил «яд».


Древнегреческий драматург Софокл однажды в разговоре сказал, что три написанных им стихотворения стоили ему трех дней упорного труда. — Трех дней! — воскликнул посредственный поэт.- Да я в это время написал бы сто. — Да,- ответил Софокл,- но они существовали бы только три дня.


Прохожий спросил философа Сократа: — Сколько часов пути до города? Сократ ответил: — Иди… Путник пошел, и, когда он прошел двадцать шагов, Сократ крикнул: — Два часа! — Что же ты мне сразу не сказал? — возмутился тот. — А откуда я знал, с какой скоростью ты будешь идти!

Немногие люди терпеливо сносят, когда заочно говорят о них дурно. Сократ, великий философ афинский, с величайшим равнодушием слушал, как его поносят за глаза. — Если заочно и бить меня будут,- говорил всегда философ,- то я и тогда ни слова не скажу.

Однажды учитель великого греческого математика Эвклида спросил: — Что бы ты предпочел: два целых яблока или четыре половинчатых? — Конечно, четыре половинчатых. — А почему? — спросил учитель.- Ведь это одно и то же. — И совсем не одно и то же,- ответил будущий математик,- выбрав два целых яблока, как я могу узнать, червивые они или нет?


Французскому писателю и философу Вольтеру задали вопрос, в каких отношениях он находится с Богом, не проявляет ли он к Богу неуважения. Он с достоинством ответил: — К сожалению, многие давно заметили обратное. Я Богу кланяюсь уже много лет, но ни на один мой самый вежливый поклон он мне еще ни разу не ответил.

Когда Вольтера спросили, не возьмется ли он написать историю своего короля, он резко ответил: — Никогда! Это было бы вернейшим средством потерять королевскую пенсию.

Один ученый, желая видеть Вольтера, специально поехал в Ферне, где был весьма ласково принят племянницей писателя госпожой Дени. Однако сам Вольтер не появлялся. Перед отъездом гость написал хозяину: «Я вас считал богом и теперь окончательно убедился в своей правоте, так как увидеть вас невозможно». Вольтеру так понравилась эта острота, что он побежал за ее автором и расцеловал его.

Книги Вольтера, обличавшие церковников, подвергались цензурным преследованиям. Одну из книг цензоры приговорили к сожжению. Вольтер в связи с этим заметил: — Тем лучше! Мои книги что каштаны: чем больше их поджаривают, тем охотнее их покупают.

У Вольтера был приятель-врач, с которым он охотно проводил вечера, когда был здоров. Но стоило ему заболеть, как он немедленно писал врачу записку: «Любезный доктор! Будьте добры, не приходите сегодня: я болею».

Один молодой драматург попросил Вольтера прослушать свою новую пьесу. Прочитав ему свое произведение, он с нетерпением ждал мнения Вольтера. — Вот что, молодой человек,- сказал Вольтер после долгой паузы.- Такие вещи вы можете писать, когда станете пожилым и знаменитым. А до этого вам надо писать что-нибудь получше.


К Катону Старшему обратился один из его горячих сторонников и сказал: — Это возмутительно, что до сих пор в Риме тебе не поставлен памятник! Этим следует заняться. — Оставь,- ответил ему Катон.- Я предпочитаю, чтобы люди говорили: «Почему у Катона нет памятника?», чем они будут задаваться вопросом: «Почему это Катону поставили памятник?»


Среднеазиатский философ Абу Наср Мухаммед аль-Фараби, великий ученый своего времени, пользовался всемирной известностью, но был человеком очень скромным и никогда не выставлял своего «я». Когда однажды спросили его, кто является великим, он или Аристотель, Фараби скромно ответил: — Если бы я жил во времена Аристотеля, то был бы только одним из его учеников.


Шёл 1583 год. В Пизанском соборе шла служба. Все усердно молились. Один молодой итальянец, студент местного университета, словно не видел и не слышал происходящего вокруг. Внимание его было приковано к церковным люстрам, слегка покачивающимся на длинных цепях. Взяв свою левую руку за запястье, он принялся отсчитывать удары пульса, следя за размахом люстр. «А ведь таким способом можно измерять время»,- подумал он. Этот молодой человек был будущий великий ученый Галилео Галилей. Так в 1583 году был открыт маятник.


Выходец из Италии, прославленный композитор Жан-Батист Люлли, после длительной борьбы со своими недругами и завистниками занял при французском дворе столь высокое положение, что добился королевской привилегии налагать штраф на тех, кто без его разрешения позволял себе сочинять музыку для двора. С полным основанием итальянец Люлли мог бы сказать о себе: «Французская музыка — это я!»


Александр Македонский в ранней юности обучался игре на кифаре. Однажды учитель велел ему ударить по одной струне, как того требовала мелодия песни, а Александр, показав на другую, сказал: — Что изменится, если я ударю вот по этой? — Ничего,- ответил учитель,- для того, кто готовится управлять царством, но много для желающего играть искусно. Он, видно, убоялся участи Лина. Ведь Лин учил мальчика Геракла играть на кифаре и, когда тот взялся за дело неловко, рассердился. В ответ на это раздраженный Геракл ударил учителя плектором и убил.


Один священник надоел французскому просветителю Жану-Жаку Руссо своей назойливостью. Он хотел знать, в чем скрыта тайна философской мудрости. — Хотя вы и узнаете тайну, она вам все равно ничего не даст,- сказал ему Руссо.- Она даже вредна вам, святым отцам. Весь секрет в том, что я всегда говорю то, что думаю. А вы всегда лжете.


Однажды Гайдн дирижировал оркестром в Лондоне. Ему было известно, что многие англичане порой ходят на концерты не столько ради удовольствия послушать музыку, сколько по традиции. Некоторые лондонские завсегдатаи концертных залов приобрели привычку засыпать в своих удобных креслах во время исполнения. Гайдну пришлось убедиться, что и для него не сделано исключения. Это обстоятельство весьма раздосадовало композитора, и он решил отомстить равнодушным слушателям. Месть была остроумной. Специально для лондонцев Гайдн написал новую симфонию. В самый критический момент, когда часть публики начала клевать носом, раздался громоподобный удар большого барабана. И каждый раз, едва слушатели успокаивались и вновь располагались ко сну, раздавался барабанный бой. С тех пор эта симфония носит название «Симфония с ударами литавр», или «Сюрприз».

К старому венскому капельмейстеру явился молодой человек и, протянув конверт с рекомендательным письмом от своего первого учителя музыки, застенчиво попросил обучить его контрапункту. Распечатав конверт, капельмейстер прочитал: «Податель сего пустой фантазер, который помешался на том, что может сделать переворот в музыке. У него вовсе нет таланта, и он, конечно, за всю свою жизнь не сочинит ничего порядочного. Имя его — Йозеф Гайдн».

У Гайдна было много завистников среди посредственных композиторов. Один из них решил завербовать себе в союзники… Моцарта. Он пригласил великого композитора на концерт, в котором исполнялся гайдновский квартет, и во время исполнения возмущенно сказал Моцарту. — Я бы так никогда не написал. — Я тоже,- живо ответил Моцарт,- и знаете почему? Ни вам, ни мне эти прелестные мелодии никогда не пришли бы в голову.

фото нашла в интернете



+1
00:34
2953
Нет комментариев. Ваш будет первым!